Жестокий и кровавый день. Просыпаюсь однажды - вся подушка в крови. Прорвало барабанную перепонку.
Мама и бабушка пытаются вызвать скорую. Узнав адрес, скорая отказывается ехать. Мы в эпицентре демонстрации.
Выходим на улицу. Никого не выпускают со двора - входы/выходы перекрыты грузовиками. Под этими грузовиками, переругиваясь с милицией и демонстрируя мою окровавленную голову, мама и бабушка выбираются со двора, попадают в колонны трудящихся и пытаются их пересечь. Как они бежали, со мной на руках, километра 3 до больницы - этого я уже не помню.
В больнице мне сделали страшный укол за ухом, вглубь головы, и оставили в больнице. Одну, естественно.
Это была моя первая ходка/лежка. И вообще первый выход в чуждый мир. Мне не было 4-х. Я не говорила по-русски. По правде, понимала почти все, но говорить отказывалась.
Слух сохранился. Шрам остался, где-то там, внутри. Внешне, разумеется, все как надо.
Мама и бабушка пытаются вызвать скорую. Узнав адрес, скорая отказывается ехать. Мы в эпицентре демонстрации.
Выходим на улицу. Никого не выпускают со двора - входы/выходы перекрыты грузовиками. Под этими грузовиками, переругиваясь с милицией и демонстрируя мою окровавленную голову, мама и бабушка выбираются со двора, попадают в колонны трудящихся и пытаются их пересечь. Как они бежали, со мной на руках, километра 3 до больницы - этого я уже не помню.
В больнице мне сделали страшный укол за ухом, вглубь головы, и оставили в больнице. Одну, естественно.
Это была моя первая ходка/лежка. И вообще первый выход в чуждый мир. Мне не было 4-х. Я не говорила по-русски. По правде, понимала почти все, но говорить отказывалась.
Слух сохранился. Шрам остался, где-то там, внутри. Внешне, разумеется, все как надо.