alta_voce

Во мне борются с нежным неистовством две сущности: средиземноморская классическая, с экстазами и мистериями, и немецко-кабинетная алхимическая, что моложе аж на тысячу лет или полторы. Прага, в которой я никогда раньше не была, представлялась бы идеальным бургом второго типа, если бы не два глубоко личных обстоятельства.

Во-первых, город все-таки славянский. А этнически я все-таки, в основном, полька. А поляки с чехами дружат еще меньше, чем с русскими. Но это мелочи для нас, космополитов.

Во-вторых, мой папа, чингизид по рождению, в 68-м году прошел через Чехословакию войной. Следствия войны тяжелы и противоречивы не столько для разоренной страны (которая, к слову, не так уж и разорилась), сколько для семейной истории. Грядут новые во-первых и во-вторых или, если угодно, а и б. Итак, а) к радости бабушки я росла в таких как надо шмотках, а не советских. Комильфошным ребенком, благодаря красной интервенции, ага. И б) отца у меня, можно сказать, не было никогда, я никогда не жила с ним под одной крышей. Но одежду слал, да еще и навырост, пока не был сослан на Дальний Восток из-за скандального развода.

Мой папа - советский захватчик, чего уж там. И простой военный. Воину не положено рассуждать и спорить. Но не запрещается смотреть.
Мир раскололся надвое так, как раскололся. Случайно трещина прошла и через нашу семью, которой, на самом деле, никогда и не было. Ибо такие союзы не могут быть жизнеспособными. Прага лишь довершила неизбежное.

Где мне искать эти пуньчохи, через сорок-то лет? Где это в Праге? Маленькие дома - может быть, это и не Прага, хотя, по семейному преданию, именно Прага.
Я иду с запада, а не с востока. И несу с собой то, что несу. Главным образом - чудовищную бездну где-то в области сердца. А еще четкое понятие о том, кто я и откуда.

Одно из тех платьев. Я со смертельно больной бабушкой. Она довязала воротничок, потому что платье показалось ей слишком строгим.